Великий князь Василий Дмитриевич
Дмитрий Донской оставил Россию готовую снова противоборствовать насилию
ханов: юный сын его,
Василий, отложил до времени мысль о независимости и был возведен на
престол в Владимире послом царским,
Шахматом. Таким образом, достоинство великокняжеское сделалось наследием
владетелей Московских.
Великий князь, едва вступив в лета юношества, мог править государством
только с помощью Совета:
окруженный усердными боярами и сподвижниками Донского, он заимствовал
от них сию осторожность в делах
государственных, которая ознаменовала его тридцатишестилетнее княжение
и которая бывает свойством
аристократии, движимой более заботливыми предвидениями ума, нежели смелыми
внушениями великодушия, равно
удаленной от слабости и пылких страстей. Опасаясь прав дяди Васильева,
князя Владимира Андреевича, основанных
на старейшинстве и на славе воинских подвигов, господствующие бояре
стеснили, кажется, его власть и не хотели
дать ему надлежащего участия в правлении: Владимир, ни в чем не нарушив
договора, заключенного с Донским, —
быв всегда ревностным стражем отечества и довольный жребием князя второстепенного,
— оскорбился
неблагодарностью племянника и со всеми ближними уехал в Серпухов, свой
удельный город, а из Серпухова в
Торжок. Сия несчастная ссора, как и бывшая с отцом Василия, скоро прекратилась
возобновлением дружественной
грамоты 1388 года. Владимир, сверх его прежнего удела и трети московских
доходов, получил Волок и Ржев; за то
обещал повиноваться юному Василию как старейшему, ходить на войну с
ним или с полками великокняжескими,
сидеть в осаде, где он велит; а с Волока платить ханам 170 рублей в
число пяти тысяч Васильевых.
Три предмета долженствовали быть главными для политики государя Московского:
надлежало прервать или
облегчить цепи, возложенные ханами на Россию; удержать стремление Литвы
на ее владения; усилить Великое
княжение присоединением к оному уделов независимых. В сих трех отношениях
Василий Дмитриевич действовал с
неусыпным попечением, но держась правил умеренности, боясь излишней
торопливости и добровольно оставляя
своим преемникам дальнейшие успехи в славном деле государственного могущества.
На семнадцатом году жизни он сочетался браком с юною Софиею, дочерью
Витовта, сына Кестутиева. В
одной из летописей сказано, что Василий, в 1386 году бежав из Орды в
Молдавию, на пути в Россию был задержан
Витовтом в каком-то немецком городе и, наконец, освобожденный с условием
жениться на его дочери, через 5 лет
исполнил сие обещание, согласно с честию и пользою государственною.
Государствование Василия было славно и счастливо: он усилил Великое
княжение знаменитыми
приобретениями без всякого кровопролития; видел спокойствие, благоустройство,
избыток граждан в областях своих;
обогатил казну доходами; уже не делился ими с Ордою и мог считать себя
независимым. Хотя послы ханские от
времени до времени являлись в Москве: но, вместо дани, получали единственно
маловажные дары и возвращались с
ответом, что Великое княжение московское будто бы оскудело и не в силах
платить серебра ханам.
К блестящим для России деяниям Василиева государствования принадлежит
услуга, оказанная сим Великим
князем императору греческому, Мануилу. Уже славное царство Константина
Великого находилось при последнем
издыхании. Сведав о сем жалостном оскудении монарха единоверного, Василий
Дмитриевич не только сам отправил
к нему знатное количество серебра, но уговорил и других князей российских
сделать то же.
В его княжение россияне начали счислять годы мироздания с сентября месяца,
оставив древнее летосчисление
с марта.
Уже при Дмитрии Донском некоторые знаменитые граждане именовались по
родам или фамилиям, вместо
прозвищ, коими различались прежде люди одного имени и отчества: при
Василии сие обыкновение утвердилось, и
древние славянские имена вышли из употребления.
В сие время Москва славилась иконописцами, Симеоном Черным, старцем
Прохором, городецким жителем,
Даниилом и монахом Андреем Рублевым, столь знаменитым, что иконы его
в течении ста пятидесяти лет служили
образом для всех иных живописцев.
В 1394 году Великий князь, желая более укрепить столицу, велел копать
ров от Кучкова поля, или нынешних
Сретенских ворот, до Москвы-реки, глубиною в человека, а шириною в сажень.
Для сего, к неудовольствию граждан,
надлежало разметать многие домы: ибо ров шел сквозь улицы и дворы. Следственно
Москва была тогда уже
обширнее нынешнего Белого города.
