|
Художественная
идея и ее воплощение в поэме "Реквием"
Идея "Реквиема" А. Ахматовой может быть выражена в форме долженствования
и противоречия. Поэт должен выразить свое личное горе, иначе- паралич
памяти "и безумйе".""Поэтдолжен выразить народное
горе, стать голосом "стомильонного народа", иначе — разрыв-исторической
памяти и потеря исторического смыслаг-Не' единственная возможная реакция
на ужас происшедшего — немота. Отсюда трагическое противоречие "Реквиема":
необходимость слова в ситуации немоты. И все, кого сердце мое не забудет, Два многоточия, обрывающих фразы, полубезумное "почему-то",
в котором скрывается отчаянное "почему?", еще ближе к безумию
— перечисление, передающее неотступность горя ("А было восемь, а
девять было, / А было...") — это все признаки речи на грани немоты.
На рубеже тридцатых — сороковых Ахматова, если так можно выразиться, пишет
под диктовку немоты: Последнюю и высшую награду — Мое молчанье — отдаю
Великомученику Ленинграду. Все перепуталось навек, Вот как об этом рассуждает И. Бродский: "Трагедийность "Реквиема"
не в гибели людей, а в невозможности выжившего эту гибель осознать. Его,
"Реквиема", драматизм не в том, какие ужасные события он описывает,
а в том, во что эти события превращают твое... сознание, твое представление
о самом себе". Десять лет замираний и криков, Пережитое Ахматовой в тюремных очередях, однако, превышало все возможные "замирания и крики" обычной жизни. Это, как и концлагеря, еврейские гетто, колымские рудники и другие ужасы XX века, ощущалось как нечто запредельное, подрывающее человеческий опыт и "исторические привычки". Как же это выразить? Ахматова сделала, казалось бы, невозможное: выразила немоту и таким образом преодолела немоту (то есть сделала то, к чему призывала другая мученица русской поэзии XX века — М. Цветаева: " — Петь не могу! Это воспой!"). Испытывая жестокие угрызения совести (которые пытается реконструировать И. Бродский: "... Да что же ты за монстр такой, если весь этот ужас и кошмар еще и со стороны видишь?"), Ахматова подвергает свои же собственные страдания поэтическому анализу: Уже безумие крылом Лирический герой Ахматовой раздваивается: с одной стороны, сознание, страдающее и не выдерживающее страдания, с другой стороны, сознание, наблюдающее за этим страданием как бы со стороны: Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Выражение невыразимого — задача, не решаемая с помощью привычного к горю простого и сдержанного слова Ахматовой. Ясная логика и классический строй ее стиха прерывается, размер нарушается. "Черные сукна", ночь без фонарей — иносказания, означающие остановившуюся, парализованную речь. Как "личность", как лирическое "я" Ахматова не может говорить. Благодаря чему она все же говорит, благодаря чему вновь обретает классические размеры и благородную ясность? Она получает право на слово как обязанность — призвания сказать от имени всего "стомильонного народа". Она должна свидетельствовать: "Как-то раз кто-то "опознал" меня, — пишет Ахматова "вместо предисловия". — Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами... очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом): — А это вы можете описать? И я сказала: - Могу". И Ахматова начинает свидетельствовать — с опорой на традицию, на мировую культуру. "Мы все время слышим разные голоса, — говорит о "Реквиеме" Бродский, — то просто бабий, то вдруг поэтессы, то перед нами Мария". Вот "бабий" голос, пришедший из заплачек и горестных русских песен: Эта женщина больна, Вот- "поэтесса", с безмерным удалением оглядывающаяся на погибший, как Атлантида, серебряный век: Показать бы тебе, насмешнице Вот, наконец, деда-Марии" жертвенные тюремные очереди приравнивают каждую мученицу-мать к Богоматери: Магдалина билась и рыдала, Три древних традиции — народно-песенная, поэтическая (недаром процитированы
пушкинские слова: "каторжные норы") и христианская помогают
лирической героине "Реквиема" выстоять в неслыханном испытании.
"Реквием" завершается преодолением немоты и безумия — торжественным
и героическим стихотворением. Стихотворение перекликается со знаменитыми
"Памятниками" — Горация, Державина и Пушкина. Ахматова "дает
согласье" на памятник себе, но с условием, что поставят его ...здесь,
где стояла я триста часов И где для меня не открыли засов. Затем, что и в смерти блаженной боюсь |
Это сочинение можно распечатать или просто почитать. |