|
Мое отношение к поэзии В. Брюсова
Мне кажется, что поэзия Валерия Брюсова стоит как-то особняком от основного
потока “серебряного века”. И сам он как личность резко отличается от современных
ему поэтов. Он весь городской, кубообразный, жесткий, с хитринкой, очень
волевой человек. Этот облик возник у меня после прочтения мемуаров о нем
и различных литературоведческих статей, где его имя так или иначе фигурировало.
Его не любили, как О. Мандельштама, Вяч. Иванова, И. Северянина или Е.
Бальмонта. В нем, видимо, не было определенного личного обаяния. Как,
впрочем, нет обаяния в городском пейзаже. Я уверена, что на любой, пусть
даже самый красивый город никто не взглянет с таким умилением, как на
сельский пейзаж.
Такое направление его творчества было подготовлено семейными традициями.
Воспитывали Брюсова, как он вспоминал, “в принципах материализма и атеизма”.
Особо почитавшимися в семье литераторами были Н. А. Некрасов и Д. И. Писарев.
С детства Брюсову прививались интерес к естественным наукам, независимость
суждений, вера в великое предназначение человека-творца. Такие начала
воспитания сказались на всем дальнейшем жизненном и творческом пути Брюсова.
Основой поэтической практики и теоретических взглядов молодого Брюсова
на искусство стали индивидуализм и субъективизм. В тот период он считал,
что в поэзии и искусстве на первом месте сама личность художника, а все
остальное — только форма. Другой темой Брюсова стала тема города, прошедшая
через все творчество поэта. Продолжая и объединяя разнородные традиции
(Достоевского, Некрасова, Верлена, Бодлера и Верхарна), Брюсов стал, по
сути, первым русским поэтом-урбанистом XX века, отразившим обобщенный
образ новейшего капиталистического города. Вначале он ищет в городских
лабиринтах красоту, называет город “обдуманным чудом”, любуется “буйством”
людских скопищ и “священным сумраком” улиц. Но при всей своей урбанистической
натуре Брюсов изображал город трагическим пространством, где свершаются
темные и непристойные дела людей: убийства, разврат, революции и т. д.
Стихи Брюсова перекликались со стихами сверхурбаниста Маяковского. Брюсов
пытается предрекать падение и разрушение городов как порочного пространства,
но у него это получается хуже, чем у Маяковского или, например, у Блока.
Протест против бездушия городской цивилизации приводил Брюсова к раздумьям
о природе, оздоравливающих начал которой поэт не признавал в своем раннем
творчестве. Теперь он ищет в природе утраченную современным человеком
цельность и гармоничность бытия. Но следует отметить, что его “природные”
стихи значительно уступают его урбанистической лирике.
С большой художественной силой миру растворенной в городе пошлости противостоит
у Брюсова поэзия любви. Стихи о любви сгруппированы, как и стихи на другие
темы, в особые смысловые циклы — “Еще сказка”, “Баллады”, “Элегии”, “Эрот,
непобедимый в битве”, “Мертвые напевы” и другие. Но мы не найдем в стихотворениях
этих циклов напевности, душевного трепета, легкости. У Брюсова любовь
— всепоглощающая, возведенная до трагедии, “предельная”, “героическая
страсть”. За Брюсовым, как известно, всю жизнь влачился темный хвост различных
сплетен и слухов. Он появлялся в самых шумных ресторанах, имел романы
с известными дамами. Во времена новых революционных преобразований в городе
наступила довольно неуютная и тревожная жизнь, нищета была всеобщей. Но
Брюсов относился к атому с присущим ему сарказмом. Недаром в свое время
было написано:
Прекрасен, в мощи грозной власти,
Восточный царь Ассаргадон
И океан народной страсти,
В щепы дробящий утлый трон.
В поэзии Брюсова город неотделим от его личности, и в трагедийности города,
прежде всего, чувствуется трагедия самого автора, для которого нередко
трагедии превращаются в фарс.
Поэт с живой страстью откликался на все важнейшие события современности.
В начале XX века русско-японская война и революция 1905 года становятся
темами его творчества, во многом определяют его взгляд на жизнь и искусство.
В те годы Брюсов заявлял о своем презрении к буржуазному обществу, но
и к социал-демократии проявлял недоверие, считая, что она посягает на
творческую свободу художника. Однако в революции Брюсов видел не только
стихию разрушения, он воспевал счастливое будущее “нового мира” как торжество
“свободы, братства, равенства”:
Поэт — всегда с людьми, когда шумит гроза,
И песня с бурей — вечно сестры...
Стихи Брюсова о первой русской революции, наряду со стихами Блока, являются
вершинными произведениями, написанными на эту тему поэтами начала века.
А вот в годы реакции поэзия Брюсова уже не поднимается до высокого жизнеутверждающего
пафоса. Перепеваются старые мотивы, усиливается тема усталости и одиночества:
Холод, тело тайно сковывающий,
Холод, душу очаровывающий...
Все во мне — лишь смерть и тишина,
Целый мир — лишь твердь и в ней луна.
Гаснут в сердце невзлелеянные сны,
Гибнут цветики осмеянной весны...
Но и в этот период творчества поэт продолжает славить человека-труженика,
искателя и созидателя, верит в будущее торжество революции. Послеоктябрьские
стихи Брюсова открывают последний период его литературного пути, представленный
сборниками “В такие дни”, “Миг”, “Дали”. Поэт ищет новые художественные
формы для выражения нового поворота в своем мировоззрении и для воссоздания
в искусстве революционной действительности (“Третья осень”, “К русской
революции”).
Оригинальное художественное творчество Брюсова не ограничивается стихами.
Зная основные классические и европейские языки, Брюсов активно занимался
переводами. Он переводил Метерлинка, Верлена, Гюго, Эдгара По, Верхарна,
Райниса, финских и армянских поэтов. В Брюсове помимо дара художника жил
неукротимый дух исследователя, который искал рационалистические “ключи
тайн” к самым сокровенным человеческим чувствам, а также стремился понять
причины рождения новых форм в искусстве, логику их развития. Брюсов внес
значительный вклад в русскую культуру; современные читатели благодарны
ему за то, что он своим творчеством создавал эпоху “серебряного века”,
эпоху блистательных достижений отечественной поэзии.
|
Это сочинение можно распечатать
или просто почитать.
|