|
Смерть и бессмертие в поэзии Державина
Тема смерти неотступно сопровождает поэзию Державина с его первых нам
известных одических творений.
В старости, на покое, живописуя званские красоты и натюрморты, увенчанные
голубым щучьим пером, поэт словно бы опять видит: “Где стол был яств,
там гроб стоит” — и горько пророчествует: “Разрушится сей дом,
засохнет бор и сад...”
В самые разные годы, в самых разных стихотворениях у поэта, умеющего так
ярко воспевать радость жизни, то почти резонерски, то лирически страстно
прорывается извечное “помни о смерти”.
“На свете жить нам время срочно...” — замечает он “первому соседу”.
Радуясь выздоровлению мецената И. И. Шувалова, рисует Харона:
На брег из лодки вылезает
Старик угрюмый и седой.
И, озираясь, подпирает
Себя ужасною косой.
Вздыхает над гробом графини Румянцевой:
С убогим грузом иль богатым,
Всяк должен к вечности пристать.
Рядом с алмазной горой водопада Кивач поэт вновь возвращается к мучающей
мысли:
Не зрим ли всякой день гробов,
Седин дряхлеющей вселенной?
Не слышим ли в бою часов
Глас смерти, двери скрыт подземной.
Так один из самых жизнелюбивых и бодрых русских поэтов оказывается и одним
из самых завороженных
видением смерти.
Державин был отважным человеком. Перед пугачевской разбойной вольницей,
перед бушующим,
захлестывающим утлую лодку Белым морем, перед вельможным и царевым гневом
он не робел, не падал духом.
А каково не теряться перед начальством? Известно, что в коридорах власти
подобострастно сгибались
даже те, кто не кланялся и пулям на поле боя.
Волевая державинская отвага в стихах, в которых поэт вдохновенно переживал
собственную жизнь (в каких бы формах это ни проявлялось), присутствовала
и в неутомимом напоминании о дежурстве смерти рядом с живущим. Умение
полнокровно, распахнуто жить и чувствовать, страстно переживать эту единственную
жизнь в слове, может быть, и не давало ему отвести взгляд от смерти.
Но рядом с бренной жизнью у Державина всегда бессмертие, в ней и над нею
— Бог.
В своей удивительной оде он говорит о своем философско-религиозном понимании
и жизни, и смерти, и бессмертия, обращаясь к Создателю:
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие:
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! — в бессмертие Твое.
В “Объяснениях” на собственные сочинения Державин в связи с одой “Бог”
привел о себе (говоря о себе в третьем лице, как бы продолжая цезаревскую
традицию, блестяще подхваченную у нас Денисом Давыдовым) следующий “анекдот”:
“Родился он в 1743 году 3 июля, а в 1744 году, в зимних месяцах, когда
явилась комета... то он, быв около двух годов, увидев оную и показав пальцем,
быв у няньки на руках, первое слово сказал: “Бог”.
Рассказывая о своем младенчестве, о том, как его, хилого новорожденного,
запекали, по обычаю, в хлеб, и о хвостатой комете, поэт делает в своих
“Записках” примечание, где разъясняет, что два этих события, может быть,
были Провидением, они предсказали поэту трудный жизненный путь и создание
им поэмы “Бог”, “которая от всех похваляется”.
Из мыслей поэта о жизни и смерти ясно, что он все же дошел в своих исканиях
до гармоничного постижения этих вселенских крайностей, дошел через веру
в Спасителя. Созрев духом, Державин уже не только самому себе, но и другим
людям сумел сказать слова утешения и надежды:
Почто ж терзаться и скорбеть,
Что смертный друг твой жил не вечно?
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.
Итак, только в гармонии со всем сущим, включая рождение, жизнь и смерть,
по Державину, утверждается связь дольнего мира с Богом, достигается победа
над злом и смертью, отнюдь не являющейся преградой на пути к вечной жизни
души человеческой. |
Это сочинение можно распечатать
или просто почитать.
|