Сочинения по литературе

Русская культура XIV – XVII веков

С X в. почти половина Европейской части России вошла в состав феодального Древнерусского
государства, где сложилась самобытная художественная культура с рядом местных школ (юго-западные,
западные, новгородско-псковская, владимиро-суздальская) , накопившая опыт строительства и благоустройства
городов, создавшая замечательные памятники древнего зодчества, фрески, мозаики, иконы. Её развитие было
прервано монголо-татарским нашествием, приведшим Древнюю Русь к экономическому и культурному упадку и
к обособлению юго-западных земель, вошедших в состав польско-литовского государства. После полосы застоя
в размещавшихся на территории России Древнерусских землях с конца XIII в. начинает складываться
собственно русская (Великорусская) художественная культура. В ее развитии ощутимее, чем в искусстве
Древней Руси, проявилось воздействие городских низов, ставших важной общественной силой в борьбе за
избавление от монголо-татарского ига и объединение русских земель. Возглавившая уже в XIV в. эту борьбу
великокняжеская Москва синтезирует достижения местных школ и с XV в. становится важным политическим и
культурным центром, где складываются проникнутое глубокой верой в красоту нравственного подвига
искусство Андрея Рублева и соразмерная человеку в своем величии архитектура Кремля. Апофеоз идей
объединения и укрепления русского государства воплотили храмы-памятники XVI в. С развитием
экономических и общественных отношений в XVII в. окончательно ликвидируется обособленность отдельных
областей, и расширяются международные связи, в искусстве нарастают светские черты. Не выходя в целом
почти до конца XVII в. за рамки религиозных форм, искусство отражало кризис официальной церковной
идеологии и постепенно утрачивало цельность мировосприятия: непосредственные жизненные наблюдения
разрушали условную систему церковной иконографии, а заимствованные из западноевропейской архитектуры
детали вступали в противоречие с традиционной композицией русского храма. Но этим отчасти
подготовлялось решительное освобождение искусства от влияния церкви, совершившееся к началу XVIII в. в
результате реформ Петра I.
После монголо-татарского нашествия долгое время летописи упоминают лишь о строительстве
недошедших до нас деревянных сооружений. С конца XIII в. в избежавшей разорения Северо-западной Руси
возрождается и каменное зодчество, прежде всего военное. Возводятся каменные городские укрепления
Новгорода и Пскова, крепости на приречных мысах (Копорье) или на островах, порой с дополнительной стеной
у въезда, образующей вместе с основной защитный коридор – “захаб” (Изборск, Порхов) . С середины XIV в.
стены усиливаются могучими башнями, в начале над воротами, а затем и по всему периметру укреплений,
получающих в XV веке планировку, близкую к регулярной. Неровная кладка из грубо отесанного известняка и
валунов наделяло сооружение живописью и усиливало их пластическую выразительность. Такой же была
кладка стен небольших однокупольных четырехстолпных храмов конца XIII – 1-й половины XIV вв., которым
обмазка фасадов придавала монолитный облик. Храмы строились на средства бояр, богатых купцов. Становясь
архитектурными доминантами отдельных районов города, они обогащали его силуэт и создавали постепенный
переход представительного каменного кремля к нерегулярной деревянной жилой застройке, следующей
естественному рельефу. В ней преобладали 1-2 этажные дома на подклетах, иногда трехчастные, с сенями
посередине.
В Новгороде развивалось его прежняя планировка, прибавилось улиц, ведущих к Волхову. Каменные
стены Детинца и Окольного города, а так же церкви, построенные на средства отдельных бояр, купцов и групп
горожан, изменили облик Новгорода. В XIII-XIV вв. зодчие переходят в завершениях фасадов церквей от
полукружий-закомар к более динамичным фронтонам – “щипцам” или чаще к трехлопастным кривым,
отвечавшим форме сводов, более низких над углами храма. Величественны и нарядны храмы 2-й половины XIV
в. – поры расцвета новгородской республики, полнее отражавшие мировоззрение и вкусы горожан. Стройные,
удлиненных пропорций, с покрытием на восемь скатов по трехлопастным кривым, которое позднее часто
переделывалось на пощипцовое, они совмещают живописность и пластическое богатство архитектурного
декора (уступчатые лопатки на фасадах, декоративные аркады на апсидах, узорная кирпичная кладка, рельефные
“бровки” над окнами, стрельчатые завершения перспективных порталов) с тектонической ясностью и
компактностью устремленной вверх композиции. Широкая расстановка столбов внутри делала просторнее
интерьеры. В XV в. Новгородские храмы становятся интимнее и уютнее, и них появляются паперти, крыльца,
кладовые в подцерковье. С XIV-XV вв. в Новгороде появляются каменные жилые дома с подклетками и
крыльцами. Одностолпная “Грановитая палата” двора архиепископа Евфимия, построенные при участии
западных мастеров, имеет готические нервюрные своды. В других палатах стены членились лопатками и
горизонтальными поясками, что перешло в монастырские трапезные XVI в.
В Пскове, ставшем в 1348 г. независимым от Новгорода, главный, Троицкий собор имел, судя по рисунку
XVII в., закомары, расположенные на разных уровнях, три притвора и декоративные детали, близкие
новгородским. Поставленный в кремле (Кром) на высоком мысу при слиянии Псковы и Великой, собор
господствовал над городом, который рос к югу, образуя новые, огражденные каменными стенами части,
прорезанные улицами, ведущими к кремлю. В дальнейшем псковичи разрабатывали тип четырехстолпной
трехапсидной приходской церкви с позакомарным, а позднее и восьмискатным пощипцовым покрытием.
Галереи, приделы, крыльца с толстыми круглыми столбами и звонницы придавали этим, словно вылепленным
от руки приземистым постройкам, возводившимся вне кремля, особую живописность. В псковских бесстолпных
одноапсидных церквях XVI в. барабан с куполом опирался на пересекающиеся цилиндрические своды или на
ступенчато расположенные арки. В Пскове, как и в Новгороде улицы, имели бревенчатые мостовые и были так
же застроены деревянными домами.
С началом возрождения Москвы в ней в 1320-1330-х гг. появляются первые белокаменные храмы. Не
сохранившийся Успенский собор и собор Спаса на Бору с поясами резного орнамента на фасадах восходили по
типу к четырехстолпным с тремя апсидами владимирским храмом домонгольской поры. Во второй половине
XIV в. строятся первые каменные стены Кремля на треугольном в плане холме при впадении Неглинной в
Москву-реку. На востоке от Кремля расстилался посад с параллельной Москве-реке главной улицей. Схожие по
плану с более ранними, храмы конца XIV – начала XV вв. благодаря применению дополнительных кокошников
в основании барабана, приподнятого на подпружных арках, получили ярусную композицию верхов. Это
придавало зданиям живописный и праздничный характер, усиливавшийся килевидными очертаниями закомар
и верхов порталов, резными поясками и тонкими полуколонками на фасадах. В соборе московского
Андроникова монастыря угловые части основного объема сильно понижены, а композиция верха особенно
динамична. В бесстолпных церквах московской школы XIV- начала XV вв. каждый фасад иногда увенчивался
тремя кокошниками.
Формирование к концу XV в. централизованного государства выдвинуло задачу широко развернуть
строительство крепостных сооружений в городах и монастырях, а в его столице – Москве – возводить храмы и
дворцы, отвечающие ее значению. Для этого были приглашены в столицу зодчие и каменщики из других
русских городов, итальянские архитекторы и инженеры по фортификации. Основным строительным
материалом стал кирпич. Московский Кремль, вмещавший резиденции великого князя, митрополита, соборы,
боярские дворы, монастыри, был во второй половине XV в. расширен до нынешних размеров, а посад охватил
его с трех сторон и был прорезан радиальными улицами. На востоке от Кремля возникла Красная площадь,
часть посада была окружена в 1530-х гг. каменной стеной, а затем каменная стена Белого города и
деревоземляная стена Земляного города окружили столицу двумя кольцами, что и определило радиально-
кольцевую планировку Москвы. Монастыри-крепости, защищавшие подступы к городу и созвучные Кремлю по
своему силуэту, со временем стали композиционными центрами окраин Москвы. Радиальные улицы с
бревенчатыми мостовыми вели к центру через увенчанные башнями ворота Земляного и Белого городов. Жилая
застройка городских улиц состояла в основном из деревянных домов, имевших два-три этажа на подклетях,
отдельные крыши над каждой частью дома, средние сени и крыльцо.
Кремли других городов, как и в Москве, следовали в своих планах рельефу местности, а на ровных
местах имели правильные прямоугольные планы. Крепостные стены стали выше и толще. Навесные бойницы и
зубцы в виде ласточкина хвоста, примененные итальянскими архитекторами в Московском Кремле, появились
и в кремлях Новгорода, Нижнего Новгорода, Тулы и др. Позднее башни стали декорироваться лопатками и
горизонтальными тягами, а бойницы – наличниками. Свободнее от новых влияний были крепости дальних
Кирилло-Белозерского и Соловецкого монастырей, с мощными стенами и башнями, сложенными из крупных
валунов и почти лишенными украшений.
Сохранившаяся часть великокняжеского кремлевского дворца в Москве с огромным одностолпным
залом наделена чертами западной архитектуры (граненый руст, парные окна, ренессансный карниз) , но вся
композиция дворца, слагавшаяся из отдельных зданий с переходами и крыльцами, близка к композиции
деревянных хором. В архитектуре Успенского собора Московского Кремля, который было предложено строить
наподобие одноименного собора XII в. во Владимире, традиции владимиро-суздальского зодчества
подверглись существенному переосмыслению. Величественный пятикупольный храм с редкими щелевидными
окнами, прорезанными в могучих барабанах и в глади стен, опоясанных аркатурным фризом, мощнее по
пропорциям и монументальнее своего прототипа. Впечатляющим контрастом несколько суровым фасадам
собора служит интерьер с шестью равномерно расставленными высокими тонкими столбами, придающими ему
вид парадного зала. Храм-колокольня Ивана Великого, господствовавший не только над Кремлем, но и над
всей Москвой, стал традиционным образцом для подобных высотных доминант и в других русских городах.
Попытка перенести в русский храм мотивы раннего венецианского Возрождения привела к несоответствию
ярусных членений фасада. В других храмах второй половины XV-XVI в. встречаются свойственные
Московской архитектуре XIV-XV вв. ярусы килевидных закомар, но их ритм менее динамичен, а размеренные
членения фасадов, украшенных аркатурными фризами, узорной кладкой с терракотовыми деталями, делают
храмы нарядно-величавыми. Терракотовые детали встречаются в Белозерье и Верхнем Поволжье, например, в
дворцовой палате в Угличе, где венчающие щипцы над гладкими стенами заполнены узорной кирпичной
кладкой с терракотовыми вставками. Фасады других светских построек этого времени, как правило, скромнее.
От XIV-XVI вв. сохранилось несколько деревянных церквей. Более ранние – “клетские” , напоминающие
избу с двухскатной крышей и пристройками. Церкви XVI в. – высокие, восьмигранные, крыты шатром, а
пристройки с двух или с четырех сторон имеют криволинейные крыши – “бочки” . Их стройные пропорции,
контрасты фигурных “бочек” и строгого шатра, суровых рубленых стен и резьбы галереи и крылец, их
неразрывная связь с окружающим пейзажем – свидетельства высокого мастерства народных мастеров –
“древоделей” , работавших артелями.
Рост Русского государства и национального самосознания после свержения татарского ига отразился в
каменных храмах-памятниках XVI в. Являя собой высокое достижение московского зодчества, эти
величественные постройки, посвященные важным событиям, как бы соединяли в себе динамичность
деревянных шатровых церквей и ярусных завершений храмов XIV – XV вв. с монументальностью соборов XVI
в. В каменных церквах-башнях ведущими стали формы, присущие камню, — ярусы закомар и кокошники вокруг
прорезанного окнами шатра. Иногда и шатер заменялся барабаном с куполом или же башни с куполами
окружали центральную, крытую шатром башню. Преобладание вертикалей наделяло ликующей динамичностью
устремленную ввысь композицию храма, как бы вырастающего из окружающего его открытых “гульбищ” , а
нарядный декор придавал сооружению праздничную торжественность.
В храмах конца XV и XVI вв. применение так называемого крестчатого свода, опиравшегося на стены,
избавляло интерьер от опорных столбов и позволяло разнообразить фасады, которые получали то
трехлопастное, то имитирующее закомары завершение, то увенчивались ярусами кокошников. Наряду с этим
продолжали строить четырехстолпные пятикупольные храмы, иногда с галереями и приделами. Каменные
одностолпные трапезные и жилые монастырские постройки XVI в. имеют гладкие стены, увенчанные простым
карнизом или пояском узорной кладки. В жилой архитектуре господствовало дерево, из которого строились и
дома в 1-2 этажа, и боярские и епископские дворцы, состоявшие из связанных переходами многосрубных групп
на подклетях.
В XVII в. переход к товарному хозяйству, развитие внутренней и внешней торговли, усиление
центральной власти и расширение границ страны привели к росту старых городов и возникновению новых на
юге и востоке, к постройке гостиных дворов и административных зданий, каменных жилых домов бояр и
купцов. Развитие старых городов шло в рамках уже сложившейся планировки, а в новых городах-крепостях
пытались внести регулярность в планировку улиц и форму кварталов. В связи с развитием артиллерии, города
окружались земляными валами с бастионами. На юге и в Сибири строились и деревянные стены с земляной
засыпкой, имевшие башни с навесным боем и низкими шатровыми крышами. Каменные стены среднерусских
монастырей в то же время теряли свои старые оборонительные устройства, становились более нарядными.
Планы монастырей стали регулярнее. Укрупнение масштабов Москвы вызвало надстройку ряда кремлевских
сооружений. При этом больше думали о выразительности силуэта и нарядности убранства, чем об улучшении
оборонительных качеств укреплений. Сложный силуэт и богатую белокаменную резьбу карнизов, крылец и
фигурных наличников получил теремной дворец, построенный в Кремле. Возрастает число каменных жилых
зданий. B XVII в. они обычно строились по трехчастной схеме (с сенями посередине) , имели подсобные
помещения в нижнем этаже и наружное крыльцо. Третий этаж в деревянных зданиях часто был каркасным, а в
каменных – с деревянным потолком вместо сводов. Порой верхние этажи каменных домов были деревянными.
В Пскове дома XVII в. почти лишены декоративного убранства, и лишь в редких случаях окна обрамлялись
наличниками. Среднерусские кирпичные дома, часто асимметричные, с разными по высоте и форме крышами,
имели карнизы, междуэтажные пояса, рельефные наличники окон из профильного кирпича и украшались
раскраской и изразцовыми вставками. Иногда применялась крестообразная схема плана, соединение под
прямым углом трехчастных зданий, внутренние лестницы вместо наружных.
Дворцы в XVII в. эволюционировали от живописной разбросанности к компактности и симметрии. Это
видно из сравнения деревянного дворца в селе Коломенском с Лефортовским дворцом в Москве. Дворцы
церковных владык включали церковь, а иногда, состоя из ряда зданий, окружались стеной с башнями и имели
вид кремля или монастыря. Монастырские кельи часто состояли из трехчастных секций, образующих длинные
корпуса. Административные здания XVII в. походили на жилые дома. Гостиный двор в Архангельске, имевший
2-этажные корпуса с жильем наверху и складами внизу, был в то же время и крепостью с башнями,
господствовавшей над окружающей застройкой. Расширение культурных связей России с Западом
содействовало появлению на фасадах домов и дворцов ордерных форм и поливных изразцов, в
распространении которых известную роль сыграли белорусские керамисты, работавшие у патриарха Никона на
постройке Ново-Иерусалимского монастыря в Истре. Убранству патриаршего собора стали подражать и даже
стремились превзойти его нарядностью. В конце XVII в. ордерные формы выполнялись в белом камне.
В церквах на протяжении XVII в. происходила та же эволюция от сложных и асимметричных
композиций к ясным и уравновешенным, от живописного кирпичного “узорочья” фасадов к четко
размещенному на них ордерному убранству. Для первой половины XVII в. типичны бесстолпные с сомкнутым
сводом “узорочные” церкви с трапезной, приделами и колокольней. Они имеют пять глав, главки над
приделами, шатры над крыльцами и колокольней, ярусы кокошников и навеянные жилой архитектурой
карнизы, наличники, филированные пояски. Своим дробным декором, живописным силуэтом и сложностью
объема эти церкви напоминают многосрубные богатые хоромы, отражая проникновение в церковное зодчество
светского начала и утрачивая монументальную ясность композиции.
В первые десятилетия после монголо-татарского нашествия возрождается живопись. В условиях сильно
сократившихся международных и межобластных связей во 2-ой половине XIII века и в начале XIV в.
окончательно кристаллизуются старые школы живописи и образуются новые.
В иконах и в миниатюрах рукописей Новгорода уже со 2-ой половины XIII в. определяются чисто
местные черты, сложившиеся здесь в росписях XII в.: ясный образ, не осложненный аллегориями, несколько
элементарный крупный рисунок, декоративная яркость цвета. На исполненной Алексой Петровым храмовой
иконе церкви Николы на Липне Николай чудотворец представлен как внимательный наставник и помощник
людям. Округлые линии, нарядная орнаментация отразили воздействие декоративных тенденций народного
творчества.
В городах северо-восточной Руси, уцелевших от нашествия, живопись долгое время развивалась на
домонгольской основе. Художественные мастерские были сосредоточены на архиерейских и княжеских дворах,
и их произведения имеют церковный, либо кастовый княжеский характер. Ростовские иконы XIII-XIV вв.
характеризуются просвечивающимися красками, нежным и теплым колоритом. Большой популярностью
пользовались житийные иконы, в которых ярко выражено литературное повествовательно начало. С
Ярославлем связано несколько выдающихся икон и лицевых рукописей XIII-XIV вв. Торжественной красотой
выделяется икона “Борис и Глеб” , но место ее написание точно не установлено.
В 70-80-х годах XIII в. возникла тверская школа живописи. Росписи Спасо-Преображенского собора в
Твери, исполненные местными мастерами, были первой попыткой обращения к монументальной живописи
после татарского нашествия. Для не очень высоких по качеству тверских икон и рукописей характерны белесые
высветления и декоративные сочетания белого, красного, голубого. Несколько позже тверской возникла
московская школа, ранние памятники которой свидетельствуют о тесных ее связях с Ростовом и Ярославлем.
В XIV в., с началом широкого строительства каменных храмов, возрождается фресковая живопись.
Фрески собора Святогорского монастыря близ Пскова по стилю еще близки к росписям Новгорода типа
нередицких. Новгородские росписи 2-й половины XIV в. более свободны по характеру. Одни из них
исполнены выходцами из Византии: фрески церквей Спаса на Ильине улице и Успения на Волотовом поле.
Другие написаны южными славянами: фрески церквей Спаса на Ковалеве и Рождества на кладбище и церкви
Михаила Архангела Сковородского монастыря.
Наиболее впечатляющи фрески церкви Спаса на Ильине улице, исполненные Феофаном Греком, а так же
фрески Волотова, поразительные по одухотворенной патетике образов и артистизму. Росписи Феофана по их
суровой выразительности, исключительной свободе композиции и письма не имеют себе равных не только на
Руси, но и в Византии. Хорошо сохранились фрески угловой камеры на хорах: образы, воплощающие
аскетические идеалы, отличаются психологической напряженностью, техника письма – динамикой и
оригинальностью приемов, колорит предельной сдержанностью. Божество и святые предстают у Феофана в
виде грозной силы, предназначенной управлять человеком и напоминать ему о подвигах во имя высшей идеи.
Их темные лики с бегло положенными белыми бликами, по контрасту с которыми приобретают особую
звучность разбеленные желтые, малиновые, синие тона одежд, оказывают на зрителя непосредственное и
глубокое воздействие. Фрески церкви Федора Стратилата стилистически близки к росписям Спаса на Ильине
улице. Возможно, что в их исполнении участвовали русские мастера, учившиеся у греков.
Фреска повлияла и на стиль новгородских икон XIV в., сделавшийся более свободным и живописным.
Произведения псковских иконописцев XIV в. выделяются смелой цветовой лепкой и необычным колоритом,
основанным на сочетании оранжево-красных, зеленых, коричневых и желтых тонов. Сумрачная
выразительность образов святых на псковских иконах обнаруживает их известную близость к работам Феофана
Грека.
На севере в XIV в. сложилась вологодская школа живописи. Ее известный представитель – иконописец
Дионисий Глушицкий. В вологодских иконах преобладают темные, несколько приглушенные тона. Стойкие на
севере архаические традиции делают иконы северного письма XIV-XV вв. нередко похожими по стилю на
памятники более раннего периода.
Расцвет новгородской живописи произошел в XV в. На новгородских иконах специфический подбор
святых: Илья, Василий, Флор и Лавр, Параскева Пятница, Анастасия, Никола, Георгий. Они ассоциировались в
народном сознании с силами природы и были призваны охранять человека, его дом и хозяйство. Иконография
обнаруживает следы воздействия языческих пережитков, фольклора, местных исторических событий, быта.
Необычайная активность и известный демократизм общественной жизни Новгорода способствовали сложению
в местной живописи особого идеала человека – решительного, энергичного, сильного. Новгородским иконам
свойственны уверенный жестковатый рисунок, симметрические композиции, яркие холодные тона.
С конца XIV – начала XV вв. усиливается художественная роль Москвы. Здесь работали Феофан Грек,
Прохор с Городца, Андрей Рублев, Даниил Черный. В иконостасе Благовещенского собора Московского Кремля
Феофан немного увеличил размеры икон Христа, Богоматери и святых и достиг четкой выразительности
силуэта (“деисусный чин” ) . Этот чин имел большое значение для последующего развития русского высокого
иконостаса. Созданная Феофаном в Москве школа стимулировала развитие местных мастеров, выработавших,
однако, отличный от феофановского стиль. В 1408 году Андрей Рублев и Даниил Черный исполнили новую
роспись Успенского собора во Владимире. Эти фрески в традиционных иконографических образах раскрывают
глубокий духовный мир и мысли современников. Просветленные благожелательные лица апостолов, ведущих
за собой народ, мягкие гармоничные тона живописи пронизаны чувством умиротворения. Написанные
несколько позже Рублевым иконы звенигородского чина — чисто русская интерпретация темы деисуса. Образ
благословляющего Христа полон внутренней силы и мудрого спокойствия. Рублев обладал редким даром
воплощать в искусстве светлые стороны жизни и душевного состояния человека. В его работах на смену
внутреннему смятению аскетической отрешенности образов Феофана приходят красота душевного равновесия и
сила осознанной нравственной правоты. Произведения Рублева, являясь вершиной московской школы
живописи, выражают идеи более широкого, общенационального характера. В замечательной иконе “Троица” ,
написанной для собора Троице-Сергиева монастыря, Рублев создал образы, далеко перерастающие узкие рамки
разработанного им богословского сюжета, воплотив идеи любви и духовного единства. Фигуры ангелов,
сидящих, склонив головы друг к другу в безмолвной беседе, образуют круг – символ вечности, а плавные,
гармоничные линии навевают настроение светлой сосредоточенной задумчивости. Нежные, тонко
согласованные тона, среди которых преобладают золотистый и звонкий голубой, внутренняя свобода точно
найденной композиции с ее выразительным ритмом находятся в тесной взаимосвязи с глубоко человечным
замыслом этого гениального произведения.
В последней трети XV в. начинает свою художественную деятельность Дионисий. В иконах и фресках
Дионисия и его школы, создававшихся в период образования русского централизованного государства во главе
с Москвой, возрастают известное единообразие приемов, внимание мастеров к художественной форме, черты
праздничности и декоративности. Тонкий рисунок и изысканный колорит икон Дионисия, с сильно
вытянутыми грациозными фигурами, полны нарядной торжественности. Но в психологическом плане его
образы уступают рублевским. Созданные Дионисием и его сыновьями Феодосием и Владимиром росписи
собора Ферапонтова монастыря близ Кириллова отмечены особой мягкостью колорита, красотой подчиненных
плоскости стены композиций с как бы скользящими изящными фигурами. Многочисленные работы Дионисия и
художников его школы вызвали повсеместные раздражения им. В конце XV в. московские художники
выезжают в Новгород, Псков, на Север, в города Поволжья, а лучшие мастера этих художественных центров
выезжают для работы в Москву, где они знакомятся с творческими приемами столичных живописцев.
Московское искусство постепенно нивелирует местные школы и подчиняет их общему образцу.
В XVI в. укрепление государства и церкви сопровождалось теоретической разработкой вопросов о
царской власти, об отношении к ней церкви, о роли искусства в богослужении, о способах воплощения
церковных сюжетов. Искусство под воздействием начетнической богословской литературы становится
надуманно сложным, схоластически отвлеченным. Многочисленные умозрительные аллегории и символы
нередко затемняют содержание и перегружают композицию. Письмо мельчает, стиль теряет монументальность
и ясность. Несохранившаяся роспись Золотой палаты московского Кремля, исполненная на основе “Сказания о
князьях Владимирских” , наглядно иллюстрировала идею преемственности власти московских самодержцев.
Написанная по случаю взятия Казани икона-картина “Церковь воинствующая” , представляющая апофеоз Ивана
Грозного, наполнена аллегориями и историческими параллелями. В такого рода произведениях политические,
светские тенденции становились преобладающими. Еще сильнее эти тенденции выступали в миниатюре ряда
рукописных книг. Крупнейшие книгописные мастерские находились в Новгороде, Москве и Троице-Сергиевой
лавре. Фундаментальный “Лицевой свод” содержит около 16 тысяч миниатюр. Военные и жанровые сцены с
почерпнутыми из жизни бытовыми деталями выполнены в графической манере и подцвечены акварелью. В
них появляются многоплановые построения пространства, реальный пейзаж. Книгопечатание, первые опыты
которого пришлись на 50-х гг. XVI в., положило начало русской гравюре. Иван Федоров нашел для нее
художественное решение, независимое от иконной и миниатюрной живописи.
На рубеже XVI-XVII вв. в Москве формировались два течения в живописи, условно называемые по
фамилиям их ревностных сторонников “годуновским” и “строгановским” . Первая из них тяготела к строгому
стилю икон и монументальной росписи XV-XVI вв., но обнаруживала так же типичную для мастеров XVI в.
любовь к царственной пышности, а при иллюстрировании псалтырей возрождало старую традицию
оформления рукописей рисунками на полях. Строгановская школа культивировала мелкое, щегольски-
утонченное письмо, сочетающее краски с золотом и серебром; иконы писались для домашних молелен богатых
феодалов — ценителей изощренного мастерства. Несколько изнеженная красота и беззащитная слабость святых в
расцвеченных одеждах, фон со сложным фантастическим пейзажем характерны для работ мастеров этой школы
– Емельяна Москвитина, Стефана Пахири, царских иконописцев Прокопия Чирина, семьи Савиных и др.
Польско-шведская интервенция начала XVII в. задержала развитие искусства, но к 1640-м годам
художественное творчество заметно оживилось. Расширился социальный контингент заказчиков. Наряду с
царским двором, духовенством и боярами усиленное строительство и украшение каменных церквей и палат
вели купцы и разбогатевшие посадские люди. Растет число художников, порой недостаточно профессионально
подготовленных, что снижает общий уровень мастерства. Но среди выходцев из городских низов и
государственных крестьян было немало людей с ярким дарованием, создавших росписи, иконы, миниатюры,
поражающие свежестью мировосприятия, свободой и разнообразием толкования сюжетов, смелостью
технических приемов. Искусство демократизируется, становится более понятным и доступным, приближается к
народному мироощущению. Известно много имен мастеров XVII в. – московских, ярославских, костромских,
нижегородских, чаще всего работающих большими артелями: одни мастера намечали композиции на стенах
церкви, другие писали лица, третьи – одежду и драпировки, четвертые архитектуру и ландшафты, пятые –
орнаменты и т.д. Коллективное творчество вырабатывало четко выраженное единообразие. В иконописи 1-й
половины XVII в. прослеживаются традиции строгановской школы. Автор иконы “Алексий, митрополит
московский” любовно расцвечивает и пышную ризу святого, и затейливые облака фона, и расстилающийся
внизу пейзаж. В иконах, рассчитанных на восприятие издали, формы крупнее, линия энергичнее, силуэт
выразительнее, колорит проще и глуше. Монументальная живопись развивается под заметным влиянием
иконописи и западноевропейской гравюры. Умножаются сюжеты, сведенные к занимательному рассказу с
бытовыми деталями, масштабы фигур уменьшаются, рисунок теряет былую лаконичную выразительность,
индивидуальные образы вытесняются без конца повторяющимися типами.
В середине XVII в. центром художественной живописи становится Оружейная палата Московского
Кремля, сильно влиявшая на русское искусство в целом. Ее живописцы были мастерами широчайшего
диапазона: они выполняли стенные росписи, иконы и миниатюры, раскрашивали мебель и домашнюю утварь,
писали царские портреты, оформляли церковные и светские праздники и т.д. И хотя частая смена занятий
вырабатывала у мастеров шаблонные приемы, Оружейная палата поддерживала искусство на очень высоком
профессиональном уровне. Здесь возникли первые в истории русского искусства специальные трактаты о
живописи, написанные Иосифом Владимировым и Симоном Ушаковым, ставившие проблему жизненного
правдоподобия иконных изображений. В живописи Ушаков главное внимание уделял светотеневой лепке
формы, достигая мягкости переходов, объемности изображения, настойчиво добиваясь впечатления их
реальности.
В XVII в. в русском искусстве появился новый для него жанр – портрет. До середины XVII в. авторы
портретов еще следуют иконописным принципам, и их работы мало отличаются от икон. Позднее, не без
влияния работавших в России иностранцев, в портрете появляются приемы западноевропейской живописи,
точно фиксируются черты лица, выявляется объемность фигуры, хотя трактовка одежд остается плоскостной, а
изображение в целом – застыло неподвижным.
Стенопись ярославских и костромских иконописцев, работавших также в Москве, Ростове, Романове и
Борисоглебской слободе, Вологде, Троице-Сергиевой лавре и других городах, отмечена неисчерпаемой
фантазией, интересом окружающей действительности. Мастера умели придать занимательность и
декоративность многофигурным, полным динамики многоцветным росписям, покрывающим стены и своды
храмов живописным ковром. Ряд сцен слагается в повествовательные циклы со множеством тонко
подмеченных бытовых деталей и с мотивами реальных пейзажей. Эти росписи, так же как иконы в ярославской
церкви Ильи Пророка и несколько превосходных икон Семена Колмогородца, пронизаны оптимистическим
мироощущением людей, еще робко, но радостно открывающих красоту земной жизни.
Искусство XVII в., преимущественно повествовательное и декоративное, стремилось к литературности и
внешней выразительности, достигавшейся часто за счет весьма свободного истолкования иконографических
сцен и насыщения их бытовыми деталями. Это, а также постоянный интерес художников к портрету и к
изображению реальных построек и пейзажа подготовили русское искусство к переходу на путь светского
развития. Этот переход был невозможен, однако, без решительного освобождения искусства от влияния церкви,
без внедрения в культуру светского начала, которое несли с собой реформы Петра I.
Скульптура занимала особое место в художественной жизни русского средневековья. Официальная
церковь относилась к ней отрицательно как к пережитку идолопоклонства, но не могла не считаться с ее
популярностью в народной среде. В те моменты истории, когда объединение всех сил народа было особенно
важно, скульптура получала доступ в храм, служа действенным проводником актуальных идей. Поэтому в ней
преобладают сюжеты, которые в народном сознании связывались с героическим или высоким нравственно-
эстетическим началом.
Обычно изваяния выполнялись в дереве, хотя известны отдельные произведения в металле: автопортрет
мастера Аврама на трофейных бронзовых вратах Софии Новгородской, собранных им на рубеже XII – XIV вв. ;
серебряная фигура царевича Дмитрия работы Гаврилы Овдокимова “с товарищами” . Встречается и скульптура
в камне: “Георгий” В. Д. Ермолина, большие памятные кресты с рельефами. Как правило, деревянная
скульптура была полихромной. Локальная роспись темперными красками сближала ее с иконой. Эта близость
усугублялась тем, что рельефы не выступали за плоскость обрамляющей изображение нетронутой кромки доски,
а уплощенные фигуры, рассчитанные на строго фронтальное восприятие, помещались в киотах с цветным
фоном, плотность цвета и весомость объема, подкрепляя друг друга, создают особую интенсивность
декоративного звучания скульптуры. Фигуры, развернутые на плоскости, сохраняют цельность и мощь
округлого блока дерева. Неглубокие геометризованные порезки, обозначающие одежды и доспехи,
подчеркивают монументальность объема и непроницаемую твердость массы, по контрасту с которой тонко
моделированные черты лица приобретают повышенную одухотворенность, выявляя внутреннюю жизнь,
сконцентрированную в величественных, застывших фигурах. Как и в живописи, в скульптуре возвышенная
идея выражалась ритмом, пропорциями, силуэтом замкнутых композиций, наделяя телесный облик святых
напряженной духовностью, лишенной индивидуальных черт.
В течении XIV — XVII вв. скульптура проделала в общих чертах ту же эволюцию, что и живопись, от
лапидарной, обобщенной трактовки статических фигур к большей повествовательности и свободе в передаче
движения. Не связанная непосредственно с византийской традицией, скульптура была свободнее в
воплощении местного понимания идеалов нравственной красоты и силы. В отдельных местных школах
ощущаются отзвуки дохристианских традиций. Эти традиции, хотя и вызывали решительные меры со стороны
церкви по их искоренению, нашли свое прямое развитие в народной скульптуре XVIII – XIX вв.
Возрождение декоративно-прикладного искусства в послемонгольское время было осложнено тем, что
многие мастера были угнаны в плен, и ряд навыков ремесла утрачен. С середины XIV в. оживляется ювелирное
искусство. Оклад Евангелия боярина Федора Кошки с чеканными рельефными фигурами в многолопастных
обрамленьях и с тончайшей сканью, яшмовый потир работы Ивана Фомина с чеканкой и сканью, чеканные
кадила, “сионы” , воспроизводящие формы шатровых и купольных храмов, братины, ковши, чаши, литой с
чеканкой панагиар новгородского мастера Ивана сохраняют тектоническую ясность формы и орнамента,
подчеркивающего строение предмета. В XVI в. чеканка и скань дополняются финифтью. В XVII в. развивается
растительная орнаментация, сплошь оплетающая изделия. Московская и сольвычегодская финифть, теряя в
тонкости исполнения и цельности колористической гаммы, выигрывает в яркости и богатстве оттенков,
соперничая с блеском драгоценных камней. По заказу Строгановых в Сольвычегодске изготовляются предметы
“усольского дела” , расписанные яркими сказочными цветами по белой грунтовой эмали. Появляются
сюжетные изображения, носящие отпечаток западноевропейского воздействия. С XVI в. применяется чернь с
ясным красивым рисунком, соответствующим форме изделий. Со 2-й половины XVII в. и в черни нарастает
узорчатость, распространяются восточные мотивы. Лишь к концу столетия возрождается более строгий
орнамент. Большое распространение получает басма, покрывающая изделия из дерева, украшающая фоны икон.
В XIV – начале XV вв. в ней используется орнамент в виде цветов в кругах, заимствованный из византийских и
балканских рукописей. В XVII в. ее причудливые растительные узоры приобретают чисто русский характер.
Увлечение в XVII в. пышной орнаментикой приводит к утрате художественной меры, в особенности при
украшении предметов драгоценными камнями и жемчугом, из которых компонуются узоры, прежде
выполнявшиеся из золота. Ту же эволюцию испытало литье из цветных металлов – от Царь-пушки Андрея
Чохова до бронзовой сени Дмитрия Сверчкова в московском Успенском соборе и до оловянных ажурных литых
рам к киотам XVII в. Даже в изделиях из железа наблюдается увлечение узорностью форм: кованые решетки
московской церкви Георгия Неокесарийского, врата из просеченного железа в рязанском Успенском соборе,
петли и дверные ручки рядовых зданий.
В памятниках резьбы по кости XV в. видны неизжитые формы “звериного стиля” в ажурном орнаменте.
В “Распятии” XVI в. Угличского историко-художественного музея сказались удлиненно-изящные пропорции
фигур Дионисия. В XVII в. искусство резчиков из Холмогор ценится высоко в Москве, где они работают,
украшая свои изделия птицами и зверями “в травах” . Особенно хороши многочисленные ларцы с крупным
сквозным растительным орнаментом.
До нас дошли немногие крупные образцы резьбы по дереву XIV-XVI вв. Таков острый по силуэту
Людогощинский крест из Новгорода, украшенный сложным орнаментом и изображениями святых. Больше
сохранилось мелких деревянных изделий, среди которых тонкостью и красотой исполнения выделяются работы
мастера Амвросия. В XVI в. в деревянную резьбу проникают элементы восточного искусства. Виртуозна мелкая
плоскорельефная ажурная резьба царских врат из церкви Иоанна Богослова на Ишне близ Ростова,
выполненных иноком Исаией. Трон Ивана Грозного с шатром и резными историческими сценами и
святительские места XVI-XVII вв. при относительно дробном узоре отличаются архитектурной четкостью
сложно скомпонованных завершений. Изощренная ярославская ажурная резьба напоминает четкостью форм
металл. С середины XVII в. в Москву приезжает ряд белорусских резчиков во главе с Климом Михайловым,
которые вводили западноевропейские барочные формы. “Белорусская резь” получила распространение в
иконостасах, поражающих богатством и разнообразием деталей. Ее формы были также использованы в
наружном белокаменном декоре. Если разнообразные деревянные ковши и блюда XVI-XVII вв. отличались
мягкой пластикой округлых форм, оттененных легким геометрическим орнаментом, то в мебели использовались
крупные ажурные растительные мотивы. Геометрическая трехграновыемчатая резьба украшала ларцы, свечные
ящики, столики. Нередко в мебели применялись формы, заимствованные из архитектурного декора. Резные
изделия часто пестро раскрашивались.
Роспись была преимущественно орнаментальной. По технике и характеру она долгое время сохраняла
связь с иконописью. По-видимому, в XVI в. появляется “золотая” роспись деревянной посуды, известная
позднее как хохломская. Роспись распространяется на стены, оконное стекло, резной декор в интерьере.
Нередко орнаментальные побеги сплошь покрывают поверхность предметов. Эти мотивы просуществовали в
русских областях вплоть до последнего времени. В XVII в. на мебели и посуде появляется “бытийное письмо” —
бытовые сцены, сказочные существа и т.д.
Бытовая керамика XIV-XV вв. груба и примитивна по форме. Лишь с XVI в. применяются “морение” и
лощение. На флягах XVII в. появляется геометрическая орнаментация, а затем плоскорельефные изображения
фигур. Многие изделия воспроизводят металлические формы, в орнаментации видно влияние деревянной
резьбы. С конца XV в. фигурные балясины и красные терракотовые плитки, украшенные пальметтами, а порой
покрытые светло-охряной глазурью, включаются в декор фасадов. В XVII в. изготовляются для убранства
зданий зеленые изразцы с рельефными бытовыми и военными сценами. С середины XVII в. белорусские
мастера выполняли многоцветные изразцы для собора Ново-Иерусалимского монастыря в Истре.
Шитье имело много общего с живописью. Лучшие мастерские шитья были в XVI в. сосредоточены в
Москве при царском дворе. Из мастерской Старицких вышли две большие плащаницы, отличающиеся глубинно
психологической характеристики персонажей и безупречной артистической техникой.
Набойки XVI-XVII вв. наряду с геометрическими и растительными мотивами, восходящими, возможно,
к домонгольским образцам, воспроизводят восточные и западные орнаменты привозных шелковых тканей. В
конце XVII в. появляется трех- и четырехцветная набойка. В течение XIV-XVII вв. существовало
высокоразвитое узорное ткачество, о чем свидетельствует паволока иконы “Звенигородского чина” Андрея
Рублева. В XVII в. получает распространение золотное кружево с геометрическими сетчатыми мотивами либо с
растительными элементами. Иногда в узоры вводится жемчуг, серебряные бляшки, цветной просверленный
камень. Некоторые узоры XVII в. дожили в нитяном льняном кружеве до XX в.
В XIV-XVII вв. искусство в России развивалось под большим влиянием церкви. В архитектурных
памятниках преобладают церкви, в памятниках живописи – иконы. Также было сильно влияние византийских
мотивов на развитие Руси в это период. Лишь часть ремесел не подверженная этому влиянию развивалась
самостоятельно. Выход русского искусства из-под влияния церкви начался лишь в конце XVI – начале XVII вв.,
что дало мощный толчок для развития.